Тему бинарных оппозиций постоянно подбрасывает нам сама жизнь. Мы мыслим сравнениями и дифферансами (сходство и отталкивание этих двух понятий можно рассматривать, в свою очередь, в компаративистике более высокого порядка), и это, по сути, тот первичный уровень человеческого бытия, на котором выстраивается взаимопонимание, реализуемое в диалоге. Поговорим о судьбах двух журналисток в этой понятийной матрице, отвлекшись на время от разницы в калибрах между бейсбольной битой и зубочисткой – если возможно здесь такое статусное сопоставление.
Ситуация, в которой очутилась доселе никому неизвестная львовская журналиста Бойко, стала уже достоянием общественности. Отношение к ней может быть полярным, от правозащитных дефиниций «узница совести» до консервативно-охранительных «государственный преступник». В этой ситуации вспоминается апология Синявского «мои разногласия с советской властью чисто эстетические», которая в известном отношении восходит к одной из древних философских школ Востока – учению об исправлении имён.
Разумеется, связь диссидентских идей с конфуцианством не является прямой и непосредственной. Но сравнивать гражданскую позицию и положение, в котором очутились эти две особы, нам никто не мешает. Равно как никто не мешает выйти за пределы политических и юридических дефиниций в пространство эстетики и культуры. И в этом нам может помочь метод, который мы уже использовали накануне, позаимствовав его у Дмитрия Быкова, широко известного как мастер политической сатиры и чуть меньше – как религиозный поэт. Фоном, или культурным горизонтом для концептуального анализа будет, правда, на этот раз не Пелевин, а другой художник и Мастер с большой буквы – известный режиссёр Алексей Балабанов.
Но начнём с Быкова, который очень ярко раскрыл в своих лекциях по истории литературы специфическую тему «двойственности», которая в иных случаях доходит до троичного деления уровней бытия в процессе идентификации литературных персонажей и их возможных прототипов (речь идёт о прототипах персонажей «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова). Не менее интересна у него в этом контексте тема тени, или трикстера – искусительного двойника, который сопровождает и литературных героев, и каждого из нас по жизни. Эта тема поднята и возведена Быковым до предельных онтологических обобщений в стихах, публично читанных им под занавес его лекции об Америке в русской литературе XX века. Соприсутствие Бога и дьявола – вот две стороны любого события нашей индивидуальной и общественной жизни, определяемого в терминах религиозной мистерии, связанной у Быкова с библейской культурной традицией, христианской и иудейской.
Вольно или невольно эта тема, тема диалога двух близких, но отличающихся культур затронута в творчестве Алексея Балабанова и эксплицирована у Юрия вДудя в интервью с друзьями, родственниками и коллегами режиссёра, которого мы помним как автора культовой дилогии «Брат» и целого ряда других картин, больно зацепивших основной нерв нашего национального бытия.
Экспликация вДудя носит, так сказать, первичный, неглубокий характер. А вот стихи Быкова могли бы дополнить и расширить эту тему до уровня теодицеи, её важной роли в онтологии культуры. Ибо в них, стихах показано, с неявной отсылкой к ветхозаветной иудейской теологи, что Бог и дьявол суть две стороны единой сущности, организующей субъектность исторического процесса на всех его уровнях, от индивидуального до глобального. Процитировать их здесь не представляется возможным, но в сети они есть, доступ к записи открыт в youtube.
Оговорив эту исходную диспозицию нашего культурологического анализа, можно перейти к следствиям, которые позволяют дать гибкую и динамичную характеристику тем состояниям, в которых очутились две журналистки, «вторгшиеся в дела мужчин», как отмечал не без ехидства штурмбанфюрер СС Рольф, допрашивая радистку Кэт. Колоритное различие их положениям придаёт метафора гладиаторских боёв, с которыми сравнимо журналистское ристалище. Они, конечно, не друг с другом бьются, а выходят с разным арсеналом против выпущенного на арену хищника, каковым является в данном случае левиафан – господствующий в массовом сознании образ государства.
Этот образ может и должен меняться не только сообразно конфуцианской логике исправления имён, но и, в равной мере, христианской историософии, сформировавшейся поверх диспозиции законов, зафиксированных в Пятикнижии и в римском праве, по принципу «царство Моё не от мира сего». И эта эволюционная логика довольно любопытна. Конфуцианская традиция законничества с древнейших времён дополняется иронизмом школы именований. Такое дополнение, служащие средством выравнивания социальных напряжений, присутствовало и в карнавальной культуре средневековья, и в культуре пресловутого «совка», к которому сохранил почтительное отношение Дмитрий Быков, постепенно занимающий нишу писателя Жванецкого рядом с актёром Ефремовым-Райкиным (пусть он не обольщается этим сравнением – оно не о нём) на российской эстраде.
Сокращая по живому изложение, нам остаётся разобраться в калибровочной симметрии, которая не позволила Елене Бойко занять место в команде тележурналиста Дмитрия Киселёва, публично выразившего готовность принять её в свой коллектив и снять тем самым для неё проблему оформления визового режима, пусть даже и уплатив штраф за его временное нарушение. Такова ирония судьбы, козни дьявола, не позволившие ей реализоваться профессионально в ситуации, когда она могла быть востребована как профессионал.
Что помешало ей в этом? «Свои своя не познаша»? Это как водится. Известный киевский юморист, возложив с прибором на христианский принцип уважения к властям, заочно обратился к бывшему единоверцу-правителю на устроенной по нему символической тризне с предложением передать права переселения в мир иной его близким родственникам. И все довольны изяществом и тонкостью его чёрного юмора, даже понимая прекрасно, что эта зловещая фигура речи скрывает стоящего за кулисами столь изысканной миниатюры реального политического противника, который не побрезгует средствами. Киевский комик на свободе. Собчак на свободе. А Елена Бойко, депортированная на родную Украину, задержана на 60 суток по обвинению в антиукраинской пропаганде.
Есть в этом что-то пронзительное, повышающее трикстерское чутьё политических манипуляторов при их приближении со злокозненными намерениями к интеркультурным границам нашей цивилизации. Олигарх Коломойский, к примеру, в приснопамятные времена своего губернаторства обещал по 10 тысяч гривен каждому, кто доставит к нему живого «сепара», и этот интеркультурный посыл играл немалую роль в «добровольческом» походе на Донбасс, участники которого знали, правда, где и как добыть такие деньги и без помощи олигарха. Зато как удивлялись бойцы регулярных войсковых подразделений Украины, когда добровольцы (не в кавычках будь помянуты) с противоположной стороны, не менее удивлённые тем, что их не встретили с цветами и объятиями, ответили должным образом на учинённую им братскую и дружескую встречу под Иловайском и в других боестолкновениях на донецкой земле.
Разница культур постоянно воспроизводит ситуацию, когда ею можно манипулировать в обход классических диспозиций модерной эпохи, представленных у американского политолога Иммануила Валлерстайна триадой «консерватизм-либерализм-социализм». Подобные манипуляции позволили президенту Порошенко, по остроумному замечанию Зеленского, побывать за короткий срок своего депутатства в восьми фракциях разных парламентских партий.
И это не предел. Подобных примеров полна не только политическая история постсоветской Украины и России. Опыт Испании показывает, что фашистская диктатура может обернуться реставрацией королевской власти. Фашизм и консерватизм – близнецы братья, между ними действительно существует глубокая онтологическая связь. Учитывая опыт Испании, украинцам тоже ничто не мешает вспомнить, откуда они родом.
Да и вообще, если бы не постоянно воспроизводимая диспозиция классики и «неклассики», модерна и «пост», Бога и трикстера, порождаемая интеркультурными оппозициями и диалогом мировоззрений, и если бы мы были к этому заранее готовы, кто знает, какой была бы наша нынешняя повседневность. Но история ещё не завершила своих вихреобразных пассов, и остаётся надеяться, что в постоянной борьбе старого и нового, которая никогда не кончается, не останется места политическим маргиналам и мизантропам разной политической окраски. А журналистов и их сограждан перестанут преследовать за убеждения, толпами выталкивая на арену Колизея и организуя против них крестовые походы.
